Маракотова бездна [= Глубина Маракота ] - Артур Конан Дойл

Я видел черного ската десяти метров длиной, с ужасным когтем на хвосте, один удар которого способен уложить на месте любое живое существо. Видел похожее на лягушку создание — у него зеленые глаза навыкате, прожорливый рот и сразу за ним огромный живот. Если у вас нет с собою электрического фонаря, чтобы ослепить это животное, встреча с ним смертельна. Видел слепого красного угря, который лежит среди камней и убивает жертву, выпуская сильнейший яд. Видел опаснейшее страшилище глубин — гигантского морского скорпиона и рыбу-черта, что прячется в подводных зарослях.

Однажды я удостоился чести видеть настоящего морского змея — существо, которое редко видели глаза человека, потому что оно живет на огромной глубине и на поверхности океана показывается лишь в тех случаях, когда его выталкивают из бездны какие-либо подводные конвульсии. Пара морских змеев проскользнула однажды мимо нас с Моной, укрывшихся в густых зарослях водорослей. Они были огромны, эти змеи, метров трех в ширину и около семидесяти метров в длину, черные сверху, серебристо-белые снизу, с огромными бахромчатыми плавниками на спине и крошечными, как у быка, глазками. Об этом и о многих других интересных созданиях вы найдете подробный отчет в бумагах доктора Маракота, если когда-нибудь они до вас дойдут.

Неделя за неделей тянулась наша новая жизнь. Существование наше было вполне приятно. Мы понемногу усваивали чуждый нам язык, так что уже могли говорить со своими друзьями. В подводном городе было бесконечно много разных областей для изучения и наблюдения, и вскоре Маракот настолько постиг древнюю химию, что гордо заявил, что может теперь перевернуть вверх дном всю современную науку, если только сумеет передать свои знания наверх. Кроме всего прочего, атланты давно научились разлагать атом, и хотя освобождающаяся при этом энергия значительно меньше, чем предполагали наши ученые, все же она настолько велика, что служит им неисчерпаемым источником энергии. Их знания в области энергетики и природы эфира также много обширнее наших, и то непостижимое для нас превращение мысли в живые образы, посредством которого мы рассказали им нашу историю, а они нам свою, — следствие открытого атлантами способа превращать колебания эфира в материальные формы.

И все же, несмотря на все их познания, им неведомо было многое из того, что давно открыто на земле. Доказать это подводным жителям выпало на долю Сканлэна. Вот уже несколько недель, как он пребывал в состоянии загадочного волнения, его распирала какая-то тайна, и он постоянно ухмылялся собственным мыслям. За это время мы видели его лишь изредка и случайно, он был отчаянно занят, и единственным его другом и поверенным был толстый, жизнерадостный атлант по имени Бербрикс, который работал в машинном отделении Храма Безопасности. Сканлэн и Бербрикс, беседы которых велись главным образом посредством жестикуляции и частых дружеских шлепков по спине, скоро стали закадычными друзьями и подолгу занимались чем-то наедине друг с другом. Однажды вечером Сканлэн пришел, весь сияя.

— Послушайте, доктор, — сказал он Маракоту. — Я обмозговал тут одну штуковину и хочу показать ее почтеннейшей публике. Они показали нам пару пустяков, и я полагаю, что пора утереть им нос. Давайте пригласим их завтра вечером на представление.

— Джаз или чарльстон? — спросил я.

— Какой там чарльстон! Погодите — увидите! Это замечательная штука, но больше я ни слова не скажу. Вот какое дело, Хедли. Мы ведь тоже всякое можем. Я тут кое-что придумал и хочу поделиться этим со всеми.

На следующий вечер все подводные жители собрались в музыкальном зале. На эстраде, сияя от гордости, стояли Сканлэн и Бербрикс. Один из них тронул кнопку, и тут, выражаясь языком Сканлэна, нас здорово ошарашило.

— Алло, алло, говорит Лондон! — раздался вдруг звонкий голос. Внимание, внимание. Слушайте метеорологический бюллетень.

Последовали стереотипные фразы о давлении и антициклоне.

— Новости дня. Сегодня состоялось открытие нового корпуса детской больницы в Хаммерсмите…

И так далее и так далее… Знакомые слова! Впервые за все это время мысленно мы перенеслись в Англию, которая мужественно трудилась изо дня в день, согнув свою крепкую спину под тяжестью военных долгов. Потом мы услышали иностранные новости, потом спортивные.

Надземный мир жил по-прежнему. Наши друзья-атланты с любопытством слушали, но ничего не понимали. Но, когда в перерыве гвардейский оркестр грянул марш из «Лоэнгрина», с трибун раздались крики восторга, и было забавно видеть, как слушатели ринулись к эстраде, заглядывали на экран, приподнимали занавес, ища чудесный источник музыки. Да, и мы приложили руку к чудесам подводной цивилизации!

— Нет, сэр, — говорил потом Сканлэн. — Передающую станцию я сам смастерить не сумел. У них нет подходящего материала, а у меня не хватает мозгов. Но дома, там, наверху, я сам состряпал двухламповый приемник, натянул антенну на крыше между веревками для просушки белья, научился им управлять и мог поймать любую станцию Штатов. Стыдно было бы, имея под рукой все их электрические штуки и стеклодувные мастерские, далеко опередившие наши, не смозговать машинку, улавливающую эфирные волны, а ведь волны проходят по воде не хуже, чем по воздуху. Старина Бербрикс чуть не спятил, когда мы в первый раз зацепили волну, но теперь попривык, и, я думаю, радио тут станет привычным, обиходным делом.

Среди открытий химиков Атлантиды имеется газ в девять раз легче водорода, которому Маракот дал название «левиген». Его опыты с этим газом навели нас на мысль послать на поверхность океана шары из эластичного стекла атлантов с сообщением о нашей судьбе.

— Я разъяснил Манду, в чем дело, — сказал Маракот. — Он отдал распоряжение в стеклодувную мастерскую, и через день-два шары будут готовы.

— Но как мы положим внутрь записки? — спросил я.

— В шаре обычно оставляют небольшое отверстие для наполнения газом. В него можно просунуть свернутый в трубочку листочек бумаги. Потом эти искусные стеклодувы запаяют шар. Я уверен, что, когда мы выпустим шары, они стрелой помчатся кверху.

— И будут годами блуждать, никем не замеченные.

— Возможно. Но шары будут отражать лучи солнца. А это рано или поздно привлечет внимание. Мы находимся под оживленным морским путем из Европы в Южную Америку. И я не вижу причин, почему бы хоть одному из шаров не дойти по назначению.

Вот каким образом, мой дорогой Толбот или вы, кто читает эти строки, дошел до вас мой рассказ. Но этим дело не кончилось. За этой мыслью появилась другая, еще более смелая. Ее родил изобретательный мозг механика-американца.

— Послушайте, друзья, — сказал он, когда мы сидели одни в своей комнате. — Здесь очень славно, и выпивка недурна, и закуска как быть должно, и бабенку я тут встретил такую, что в Филадельфии ей никто и в подметки не годится, — все же иной раз до зарезу хочется увидеть родную землю.

— Мы все об этом мечтаем, — возразил я, — но я положительно не вижу, как можно осуществить нашу мечту.

— А ну, погодите! Коли эти шары с газом могут унести от нас весточку, может, они и нас самих смогут утащить наверх. Да вы не думайте, что я дурака валяю. Я все это прикинул и высчитал. Взять да связать три-четыре шара вместе и устроить этакий лифт на одну персону. Понимаете? Потом мы надеваем наши колпаки и привязываемся к шарам. Третий звонок, занавес поднимается — мы улетаем. Что нас может задержать между дном и поверхностью?